1 стр.; 2 стр.; 3 стр.; 4 стр.; 5 стр.; 6 стр. продолжение >>>
Гвардии майор Валерий Падалко, для своих сорока трех, выглядел старовато. Было видно, что он устал от службы. Его не интересовал карьерный рост. Должность командира учебной роты связи ВДВ, стала его потолком. Обычно молчаливый и спокойный он внушал нам, сопливым новобранцам чувство внутреннего баланса. Его не называли как это принято в войсках, папа-ротный, но совсем иначе - «Старец». В этом слове было все: философия, горький опыт, усталость, и самое главное, доброта к своим детям, то есть к нам. Мягко и бессшумно он поднимался ночью в расположение нашей роты и горе тому сержанту, который устраивал «маневры» своему взводу. Дневальный на тумбочке и дежурный по роте не могли промолвить и слова, ротный стоял перед ними, а указательный палец на его сомкнутых губах запрещал даже пикнуть. С легкой руки курсантов, ротному добавился позывной «Удав». Если «Удав» в роте, сержанты вешаются! «Козлы» - сержанты действительно опасались ротного, ведь говорил он мало, медленно и приглушенно, но мог запросто отправить на губу или еще дальше, в войска. Год назад он вернулся из Афганистана, где получил контузию и медаль: «За Боевые Заслуги». Своим детским умом мы, его курсанты, понимали, что медаль «За БЗ», это слишком малая благодарность офицеру боевой роты за целых два года на войне. Сам командир молчал об этом, один раз только сказал: «Зато честно заработанная!», и больше ни слова.
В самом начале апреля, за две недели до моей отправки в Афган, он вызвал меня на разговор в канцелярию роты. В его маленьком кабинете было тихо и темно. На письменном столе стояла настольная лампа и освещала кружок на каких-то документах. Командир пил крепкий чай из граненого стакана вставленного в сталинский мельхиоровый подстаканник и читал. Я в первый раз увидел его в очках. Теперь он больше походил на учителя истории или директора школы, но не на командира десантной роты имеющего за спиной более четырехсот учебно-боевых прыжков с парашютом.
- Проходи, присядь, есть небольшой разговор к тебе, Одуванчиков.
- Есть! Товарищ Гвардии Майор! - я взял стул и присел с противоположной стороны стола. Офицер закурил.
- Знаете, что направляетесь для дальнейшего прохождения службы в Демократическую Республику Афганистан? - майор прищурил правый глаз от едкого папиросного дыма.
- Так точно! Я в списках «афганцев», завтра идем с другими курсантами-кандидатами, на дополнительный медосмотр в санчасть, товарищ Гвардии майор.
- Родителям уже написали? Я пока не советую, еще ничего не ясно! - майор посмотрел мне в глаза, а я увидел в его глазах целую вечность: незнакомые черные горы, тоску, холод, феолетовое небо с минаретами на горизонте и то, что все давно уже ясно, как то, что завтра будет новый день. Дождливый или солнечный, счастливый или угрюмый, но точно будет.
- Конечно, и не собираюсь писать! Напишу когда устроюсь!
- Устроишься? Ха! Ты с юмором парень! Страх есть? - ротный посмотрел своими черными зрачками во внутрь меня.
- Н-н, нет! Просто сердце не много замирает, волнение скорее! Недостаток информации! Говорят там интересно, в Джелалабаде например есть пальмы и даже обезьяны, горы красивые, апельсины, гранаты. Девушки загорелые! Во, плац чистить от снега не надо!
- Да-уж! Точно! Гранат там завались, бери не хочу, вернее; бросай — нехочу! Но это ни Куба, и девушки там ходят с ног до головы в чадре. У меня к тебе предложение другого плана! Можешь остаться здесь, в нашем батальоне, художником-оформителем, до конца службы! Ленинские комнаты совсем поизносились, все планшеты менять надо. Ты справишся. Замполит батальона в курсе, это наша с ним идея. Думаю найдем причину оставить тебя. У тебя ведь нога не совсем оправилась?
- Это Вы, серьезно? Отмазать меня хотите? - Я молча смотрел в потолок и глотал вдруг полившиеся ниоткуда слезы обиды.
- Эй боец, ты не так меня понял! Конечно предложение необычное, но это нормальное продолжение службы! Я же тебе не свинарем предлагаю дослуживать! Если у нас никто не может рисовать и писать перьями, кто будет все эту агитацию мастерить? - майор отвернулся к окну и нараспашку открыл огромную армейскую форточку.
За окном огромными хлопьями падал снег. Свежий морозный воздух ворвался в прокуренную комнатку. Я смотрел на сутулую спину командира и понимал, что кроме этой каморки и казенного письменного стола у него больше ничего нет. Что он в эту минуту думал обо мне? «Неужели этот сосунок струсит и примет мое предложение? Примет или нет, какая мне разница, дослужу год и все, на пенсию по выслуге.» Майор повернулся, со злобой задавил чинарик в пепельнице сделанной из панциря степной черепахи и спросил:
- Ну, что скажешь, согласен или подумаешь часок?
- Никак нет! Не умею! - выпалил я.
- Что не умеешь?
- Не умею художником! Вернее рисовать могу, а пером пишу как курица лапой!
- У меня другая информация, солдат! Говорят у тебя руки золотые?
- Всё врут, товарищ Гвардии Майор! Не много порисовал Цибулеву, и то ерунда вышла! Ну еще планшет - «История ВДВ» в штабе подправил, и все. Я служить пришел в десант, а не рисовать! Нога давно в порядке, с «Ила» прыгнул. Не честно так, понарошку значит!
- Так, гм, ты в военное училище кажется до срочной службы поступал, верно?
- Так точно, в Новосибирское высшее военно-политическое, в десантную роту! Сразу после школы!
- Ага, на замполита, хотел белый хлеб есть и маслом намазывать? Что же не поступил, баллов не добрал?
- Не могу знать, все экзамены сдал, в училище зачислили. Но позже, перед присягой, вдруг двадцать человек курсантов лишние оказались. Говорили, что какие-то суворовцы, дети высокопоставленных офицеров приехали и их зачислили вместо нас. Я расстроился ужасно и разозлился. Нам предложили ехать в Омское пехотное командное училище, где нас уже ждали, я отказался. Решил, что нужно вначале послужить солдатом, а после поступать.
- Вот и давай, полгода еще отслужишь здесь и вновь пиши рапорт и поступай, хоть в Москву, хоть в Рязань - в десантное! Характеристику напишу нормальную. Все честно и по военному! По настоящему!
- Не совсем честно! Значит вместо меня кто-то из ребят, кто еще и не знает, в Афганистан полетит и там проживая чужую судьбу, будет меня вспоминать и скорее всего сдохнет! А я останусь чистенький? Ребят конечно можно обмануть, и сказать, что мол оставили в учебке и дальше в военное училище направят. Но себя обмануть? Никогда! Я не хочу всю жизнь слушать свой внутренний голос, который будет мне шептать в мозг: трус, болтун, ничтожество! Нет, я лучше поеду, вернее полечу, согласно приказу! Буду служить, если надо воевать! Вперед батьки, то есть командира, в пекло не полезу. Короче, дурацкую инициативу проявлять не буду.
- Не понимаю тебя, ты все усложняешь, курсант! Конечно, не полетишь ты, полетит другой, но ты простой солдат. А сейчас пытаешься оценить и спрогнозировать ситуацию дальше? Это конечно хорошо, но может быть тогда действительно с такой головой лучше в военное училище, а?
- В общем товарищ Гвардии майор, нас в казарме уже «Афганцами» называют, и сержанты стороной обходят! Короче решил! Трусом себя не считаю! Задний ход не дам!
- Значит в Афган хочешь? Молчишь? Ну-ну. Ф-у! Ну ладно, черт с ней, с этой наглядной агитацией! Полетишь в Афганистан, вместе со своим командиром взвода. Кстати какие у вас сложились отношения?
- Отличные! Старший лейтенант Семенов классный командир! С ним хоть куда!
- А с кем тогда, не полетел бы!
- С замком Цибулевым, ни за что!
- Ух ты, прямой какой! Хорошо, даст Бог все будет нормально. Но строго на строго запомни сынок, ты радист командно-штабной машины и там ты должен служить по своей специальности. Попадете с Семеновым в наш батальон связи в «Кабульской» дивизии, останетесь оба живы, а если дадут в руки по пулемету, извини не знаю. Все понял?
- Да, уяснил как морзянку! А, старший сержант Цибулев много рапортов писал о направлении в Аф...?
- Иди готовься, «Афганец»! Не твое дело солдат! Строго между нами, не видел я таких рапортов. Найди курсантов; Бутакова, Дунаева, Кинджибалова, пусть зайдут ко мне! Пулей!
- Разрешите спросить? А черепаха была из Афгана?
- Да нет, что ты боец, я ведь не живодер. Давно она здесь уже, может от прошлого командира осталась. Кажись из Ферганы, хотя точно не знаю, может из Астрахани.
- А, ну я в Астрахани не был, жалко все равно.
- Подожди Одуванчиков! Жалко говоришь? Гм, это верно жалко! Что ты забыл в Афганистане, солдатик?
Не знаю, не знаю, может судьбу! Не пытайте меня командир! - я козырнул, повернулся и вышел из комнаты.
Быстрым шагом я направлялся прочь из нашей казармы, побежал вниз по скрипучим лиственным ступеням. Захотелось на свежий воздух, ротный сильно накурил у себя, у меня от дыма сдавило виски. На первом этаже я встретил своих земляков Пашу, Санька и Костю.
- Ха, «Архимед» привет, что у «Удава» был? Какие новости, рапорт что ли писал? - Паша Пушкарев откровенно проявляет любопытство.
- Ну, был! Какой еще рапорт, ты о чем? Я вообще в принципе никакие рапорта не пишу, на фига! Инициатива в армии наказуема, не так что ли?
- М-м, мы думали ты в Афган рапорт подал? - сурово прохрипел уральский богатырь Костя Дунаев своим простывшим горлом.
- Да «Архимедушка», мы тут тебя ждем, надеемся, думали ты с нами? А ты вроде как сторонкой! Не с нами, ссышь что ли малость? - зло подначивает Саня Вялых.
- Хе, ну вы ребята даете? О чем базар, я не в курсе похоже?
- А о том, что все мы, да и почти все пацаны в роте написали рапорта о направлении после учебки в Афганистан! А ты самый умный, не пишешь? Почему? Ясно! Трусишь!?
- Ни хрена ни трушу! Просто не понимаю, зачем все пишут, возьмут все равно далеко не всех! Может человек по десять, двадцать с роты! Вы что, возомнили себя рейнджерами, рветесь в Афган? Я не буду писать рапорт, сейчас не сорок первый, фашисты к Москве не подходят! Короче я не идиот за восемь рэ в месяц под пули! Мой отец пишет, что много солдат привозят в Свердловск из Афганистана в цинковых гробах! Родителям не разрешают даже открыть гроб и с сыном попращаться. Одни, цинк все же разодрали, а там человек совсем другой. В другом, вообще ветошь и песок!
- Ты жути-то не нагоняй, там много и самострелов и другой ерунды, потерь в бою не много. Лично я не боюсь, мне наплевать! Насчет денег для солдат, майор приходил, помнишь? Он то ли психолог, то ли особист, сказал, что там за речкой платить будут побольше! - заключил сурово Костя Дунаев.
- Ладно парни, между нами, секрет. Я, Жека Бутаков, «Кинжал» и ты «Дунай», кандидаты за речку, полетим в Кабул! Если приказ будет окончательный, я не откажусь! Выполню! А остальные вроде в пролете, рапорта ничего не значат, главное допуск для службы за границей и по здоровью нормалек! Вот такие дела, рейнджеры средней полосы России! «Дунай», давай бегом к ротному! - Павел и Саня стояли удивленные, а Костя Дунаев расстерялся. Я вышел на свежий весенний воздух. Фу-у, придется лететь! Отказаться? Ни за что!
Сквозь холодную и злую дрему железного ангара, обвалакивающюю меня одиночеством, я вдруг почуствовал приличный удар локтем в бок, по ребрам. Витек был в своем репертуаре:
- Смотри, «Архимед», тот маленький капитан вернулся и требует у полковника еще двух солдат.
- Угу! Вижу! Нам не светит, мне уже как-то паралельно. Пусть хоть к чертовой матери забирают, я не пропаду! Ты не забыл кто мы!?
- Вдруг нас? Полкан-то упирается! Эх, блин, отправят на точку, не хочу!
- Да, Витек, сейчас нам хоть вместе остаться! Я не знал, что здесь такая ху.ня, разлучают как на гладиаторском рынке! Ты главно не дергайся, если в пекло, то вместе.
- Ну ты фантазер Одуван, точно тебя парни в роте Архимедом обозвали! - сухо отрезал мой друг.
Полковник говорит громко и недовольно, давая понять капитану, что лишних бойцов нет, тем более радистов. Капитан не унимается и просит хотя бы одного радиста. Полковник дает отмашку рукой, мол бери одного и проваливай. Маленький капитан кричит, как ошпаренный:
- Рядовой Кинжалов, или Кинжибалов! Есть?
Витька срывается с места, кричит:
- Я! - неловко обнимает меня и бежит вон из опустевшего клуба. Я так рад за него! Я чуствовал, что в нем что-то ломается, и вдруг он воспрянул духом, разогнулся и стал прежним.
Ну вот, привычное для меня состояние преодолевать трудности в одиночку. Ну что ж, начнем все сначала, значит так нужно. Я привык к этому состоянию и подозреваю, что генетически. Мой отец всегда был одиночкой, не терпел когда над ним командовали. Все свои проблемы решал трудно, но дерзко и без посторонней помощи.
Нормально, батя, прорвемся. Я постараюсь, отец, не погибнуть в этой непонятной ситуации. А если и придется, хрен сдамся, хрен! Почти реву, хорошо, что ни кто не видит, в клубе пустынно и темно. Рядом несколько незнакомых, каких-то зашуганых солдат и все. Тишину нарушает неутомимый капитан Сойкин. Он снова перед комдивом и требует давно обещанного солдата в помощь замполиту:
- Товарищ полковник, ну дай ты мне последнего пацана. Он это, художник. А то у нас на две части не одного художника. Вон в полтиннике и художники и музыканты и ансамбль уже есть. Сами ругали меня и замполита не так давно! Это самое, ну короче в неприглядном виде, живем как в сараях, наглядной агитации нет, газет в ротах нет! Разведка с нами за одно...
- Сойкин!! Трассер ты разрывной на мою задницу! Стропорез по яйцам, ха! Бери последнего бойца и уходи от греха подальше! Я же говорил самому начштаба приходить за пополнением, а он тебя норовит прислать!
- Болеет он! - радостно отвечает капитан.
- Ну да! Пережрал водки намедни? Болезни у вас одни и теже! Телки из медсанбата и водяра! Кони Орловские! Знаю, знаю!
- Ни как нет, тов, полкан! Полковник! Гвардии! У нас строго минералка, чистый боржом!
- Ха-бля... Ну-ну, я приду к вам связисты, посмотрю! Юмористы! - комдив смеясь отварачивается от собеседника.
Капитан выкрикивает мою фамилию и машет мне рукой, чтобы быстрей собирался. Я стрелой выбегаю на улицу. Перед клубом стоит небольшой строй, человек десять солдатиков. Я встаю в строй рядом с удивленным Витьком. Семенов командует:
- Шагом — марш!
И мы отправляемся в наш батальон. Я счастлив и это написано на моем наивном лице. Витек подначивает меня и просит сделать лицо более грустным, чтобы никто не подумал, что наша служба в десанте похожа на мед.
|